Предисловие главного редактора интернет-журнала «Перемены» Глеба Давыдова о проекте Гутамы Сиддартана — серии эссе о русской литературе — читайте здесь.

Марина Цветаева поет: «… как душные цветы» и поднимает руки к небу. Анна Ахматова тоже поднимает руки и танцует. Движения их рук словно волны под сенью крыльев Лебедя, летящего над Доном. Белые цветы расцветают в наших руках. Цветаева говорит: «Имя твоё — птица в руке», её переполняет радость. Ахматова ей в ответ: «Я не люблю цветы…». Белые цветы вырываются из её рук, как падающие звезды.

Лебедь, предвестник удачи. Лебедь, ты как тучечёс. Лебедь, спутник наших детских игр. Когда Лебедь пролетает над нашими головами, мы поднимаем руки и поем: «Лебедь, Лебедь, это наши цветы». В наших руках расцветают белые цветы. Цветы, которые принесут нам удачу. Принесут процветание тамильским семьям, когда эти цветы расцветут у них в руках.

Лебедь, моя ностальгия. Мой Лебедь летит над Доном. Время летит, качая крыльями, словно Крейцерова соната.

Ой ты, наш батюшка тихий Дон!
Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь?
Ах, как мне, тихому Дону, не мутну течи!
Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит.

Я слышу старую казачью песню.

Душа Михаила Шолохова скользит над гребнями волн Дона, словно наблюдая, как меняется Россия – как она растет и разрушается, пребывает в горе и радости, надеется и теряет надежду — словно литература, свидетель жизни.

Гранатовый браслет. Как я был счастлив, плавая в водах Дона! Как я был счастлив, вспоминая о детстве! Какое это было удивительное время! Я хочу рассказать вам историю Игрока, который создал Белые Ночи – по мановению руки. На тамильском, древнем классическом языке, говорят в небольшом штате Индии. Около сорока лет, между 1950-ми и 1990-ми, длилось наше очарование русским реализмом. С кем этим поделиться, как не с тобой, мой русский читатель? Как мне выразить свою радость от плавания в водах Дона, от чтения пионеров русской литературы – таких, как Толстой, Чехов, Тургенев, Горький?

Я благодарю редактора журнала и его команду от имени тамильского языка, классического языка 2000-летней давности, за предоставленную мне возможность общаться с вашими читателями каждый месяц. Для меня большая честь быть первопроходцем, представляющим лучшее из того, что произошло в 20-м веке в мире литературны и искусства, на всех языках.

Река Дон приносит мне дары каждый раз, когда я в нее погружаюсь. Жемчуг, ракушки, раковины, кораллы…

Неужели этих даров больше не будет? Философ Гераклит сказал: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, это будет уже другая река». Значит ли это, что Анны Карениной больше нет? Что случилось с Братьями Карамазовыми? Возможна ли встреча с Базаровым? Звучит ли музыка Слепого музыканта? Голос Флейты-позвоночника? Вот бы напоследок увидеть речные камни!

Всё ли смывает время?

Я уверен, что ещё встречу Марину Цветаеву. Она названа в честь морской пены, в честь неиссякаемого моря. Она рождается заново каждое утро, падая на камни. Брызги моря. Я нежно храню ее имя в своих ладонях, словно пойманную птицу.

Я обязательно с ней встречусь. Я хочу поцеловать Марину Цветаеву.

Да!

Читая «В лоб целовать» в подростковом возрасте, я бродил по полям и лесам вокруг дома в состоянии блаженства. Для моей «реальной» жизни это было чем-то сюрреалистическим. На самом деле, я должен сказать, что именно эти стихи освободили меня от “оков” русского реализма. В дополнение к свободе, которой они меня наделили, эти стихи стали неумолимым солнцем, под которым ничто не могло укрыться от критического взгляда.

Какие образы рождает поцелуй? Сначала я подумал, что восьми строк этого стихотворения недостаточно, чего-то не хватает. Да, в те дни, когда я не был знаком с классической литературой, это стихотворение вызвало во мне что-то сродни множеству химических реакций, заставило обратить внимание на различные аспекты письма — такие, как форма, содержание, техника и т.д.

Это неприятное ощущение, будто что-то застряло в зубах, побудило меня изучать другие классические литературные произведения, чтобы выяснить, где же источник дискомфорта.

«Поцелуй прощальный мой» Эдгара Аллана По из «Сна во сне», поцелуи Неруды, окрашенные кровью розы Уайльда, сонеты Шекспира, горькие слова Пушкина об изгнанниках – зажгли во мне свет.

Сообщение, которое было потеряно в стихотворении Цветаевой, источник моего дискомфорта, проявилось через несколько секунд.

В лоб целовать — заботу стереть.
В лоб целую.

В лоб целовать — память стереть.
В лоб целую.

Мне показалось, что-то не так в этом стихотворении, состоящем из восьми строк. Я почувствовал изнеможение, охватившее мое тело в результате интенсивных поисков. Последние две строки вызывали чувство явного клише. Замена слова «забота» словом «память» в последнем предложении не принесла пользы. Поэт должен был “наколдовать”, создать впечатляющий образ в двух последних строках. Увы, всё завершилось разочарованием для читателя. Как целовать, чтобы стереть воспоминания? Это хотелось бы знать каждому поэту.

Друг Цветаевой смертельно болен. Она испытывает сильное переживание в момент их последнего поцелуя. Цветаева рассказывает об этом в письме своему другу, поэту Борису Пастернаку. Я хотел бы обратить ваше внимание на часть этого письма.

… Молчит. Смотрит. Хочу c раб<отой> на стул, остан<авливает> гол<овой>, век<ами>, соб<ой>. Сажусь. Волей всего, что в комнате, беру за руку. Волей руки в руке (одн<а> в руке, друг<ая> на волосах) клоню<сь>, в мозгу «Мириады». И в полн<ом> сознании [преступления] творимого — в его очаг. В полн<ом> сознании.

Борис! 2 года любви к брату < над строкой: моей (Москва!)>. 2 года любви [ко мне] её. О, как по-иному, чем ин<ые>, сопротивляется этот рот. И с каким стыдом подд<ался>. Мой первый настоящий поцелуй. И, м.б., его жел<ание>. Борис, я целовала смерть. В одном будь вним<ателен>: мысль о ней — о ее, сейчас, стыде и блаженстве> — мысль о себе, о моём сейчас преступлении — я ничего не ощутила, это был са<мый> отвлеч<ённый> поцелуй из всех, чистый знак — [чего? — сочувствия, жалости]. Желание от лица жизни вознаградить за всё. Проcто жизнь целовала смерть. Я была жизнь. («Чрез лихолетие эпохи. М.И. Цветаева. Б.Л. Пастернак. Письма 1922-1936 годов».)

Только река Дон могла знать тайну волшебства, место которому в жизни, а не в поэзии!

* * *

Самое время рассказать о Наллатангаал, богине нашего народа.

Наллатангаал жила со своими семью детьми в крайней нищете. У ее мужа не было работы. Такая жалкая нищета, что ей приходилось воровать еду, чтобы накормить своих детей. Такая жалкая бедность, что в ее мире не осталось надежды. Наллатангаал решила умереть вместе со своими детьми и пришла к пустому колодцу. Она бросила своих детей в колодец, одного за другим. Но ее младший сын, почти малыш, убежал от неё и спрятался. Наллатангаал заплакала от горя, тщетно пытаясь его поймать. Силы покинули её слабое и истощенное тело, она упала на землю.

Взволнованный ребенок подбежал к своей матери и закричал: «Мама, я больше не буду от тебя убегать!». Он обнял ее, словно говоря: «Мама, поцелуй меня в последний раз!».

Наллатангаал подняла голову, её сердце пылало. Она с тоской посмотрела на сына и поцеловала его в правую щеку (согласно тамильской традиции, поцелуи в правую щеку были проявлением радости и привязанности, в то время как поцелуи в левую щеку были признаком безутешной грусти). Ей показалось, что она на тысячах горячих углей. Она светилась от счастья, когда смотрела на своего маленького сына, стоящего на границе жизни и смерти. С легким сердцем ребенок прыгнул в колодец. Наллатангаал убила себя, прыгнув в бесконечную пропасть колодца вслед за своими детьми.

Наша знаменитая песня о ней звучит так:

Все ее семеро детей убиты в полуразрушенном колодце,
ее волосы распустились, Наллатангаал,
Как голубь, полетела она за ними.
Ее волосы распались на шестьдесят частей,
Шестьдесят частей волос, как струи святых вод Ганга…

Ей поклоняются как Богине Голода, а я вижу, как её жизнь похожа на жизнь Цветаевой!

Как волосы Наллатангаал плывут в водах реки Ганг, так вьющиеся волосы Цветаевой плывут в водах реки Дон!

Опираясь на 2000-летнюю древнюю традицию тамильского языка, я называю ее Поэтессой — богиней Голода русской земли!

* * *

Неважно, сколько игр было сыграно под разными именами — такими, как Символизм, Сюрреализм, Магический реализм, Постмодернизм, Фантастический реализм. Колечко — единственная игра, которую я запомнил.

О, Цветаева! Поэтесса из пены морской, богиня Дона! Я прошу её поцеловать меня, пока я погружен в славные воспоминания!

О, Лебедь, летящий над рекой Дон! Расскажи русскому читателю, где она меня поцеловала…

Перевод с английского на русский — Николай Звягинцев

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>